Скоро опять в бой.
Мы разговариваем с Александром (имя изменено, фотография запрещена) на скамейке в тихом районе Калининграда. Вокруг щебечут птицы, слышен радостный крик детей. Александр не по возрасту сдержан и скуп на слова. Только под конец нашего разговора в глазах у парня проступает тоска.
МОБИЛИЗАЦИЯ
«Мне 20 лет. В 2021 году отслужил срочную на территории области, получил ВУС санитар тактической боевой группы. Когда пошел менять паспорт, меня мобилизовали в зону СВО. Как отреагировал? Спокойно. Мой отец бывший боевой офицер, так что я понимаю, что такое защищать Родину.
Сначала уехал в Балтийск учиться на полигонах в условиях максимально приближенных к боевым. Обучали нас боевые офицеры. А после Нового года наш полк отправили на территорию специальной военной операции. Я поехал туда в качестве санитарного инструктора роты, по-граждански – фельдшер.
В полку мобилизованных я один из самых молодых. В основном, люди были возраста 30-40 лет…»
ЗОНА СВО
«Компьютерные стрелялки я не очень люблю, предпочитаю бить из настоящего оружия. В школе учился в кадетском корпусе, стрелял в тирах, занимался боевым рукопашным боем, тяжёлой атлетикой. Вёл активный образ жизни.
Мои самые первые ощущения по прибытию в зону СВО? Спокойствие. Если себя не контролировать и поддаться панике, можно натворить очень много глупостей. Плохие последствия будут не только для тебя, но и для товарищей, которые находятся рядом.
Я вхожу в состав мотострелковой пехоты сухопутных войск. После того, как нас прикомандировали к 1-му корпусу ДНР, мы штурмовали посёлки и укрепрайоны в полях.
Россия воюет против всего мира, так что нам противостояли наёмники частных военных компаний – Польши, Англии, Франции, Германии и т.д. Были и украинцы, которых насильно отправили на фронт. Пленные говорили, что мужчин хватают на улицах, сажают в автобус, вооружают и отправляют на фронт.
Наши бывшие военнопленные рассказывали, что с ними вытворяли враги, большая разница, как относятся к пленным на украинской стороне и наши. Их бойцы издеваются над пленными, пытают их. А мы даём еду, лечим. Есть украинские солдаты, которые не хотят воевать, не сопротивляются. А есть зомбированные, которым мозги промыли с детства. Они вообще ненавидят всех. Непрошибаемые. Умирать будут, но всё равно кричат, что русских нужно убивать.
Я не понимаю, почему правительство Украины не жалеет свой народ? Почему убивает собственное население? По мирным гражданам стреляют. В Донецке я как-то ехал в банк, а в соседних микрорайонах взрывы, гибли жители. Машину скорой помощи уничтожили».
РАНЕНИЕ И ВЫХОД ИЗ ОКРУЖЕНИЯ
«Наша колонна шла на штурм и попала под обстрел, в «клешни». Били со всех орудий, кучно, хорошо оснащённая артиллерия в 20 километрах от нас. Ответить не могли – не долетает. Нам повезло, что попали в их укрепрайон, украинцы оттуда заранее отвели свои войска, пустые окопы оставили. Там мы и пытались спрятаться.
Было ли страшно? Нет. В момент боя я занят работой. Зрение и слух обострены. Я слышал выходы снаряда из орудий, слышал куда приблизительно он упадёт. Думал, куда тащить раненого. Голова полностью занята делом.
Мне была поставлена задача, её надо было выполнить. Моя профессия – оказывать медицинскую помощь и сохранить жизнь бойцам и себе, потому что выведенный медик приравнивается к потере взвода пехоты.
Во время передвижения колонны я получил ранения обеих ног и головы. Но и тогда, хоть и не мог шевелиться, давал распоряжения по оказанию первой медпомощи. Санитарные сумки с собой были. Потерю крови у себя контролировал жгутом. Потом кровотечение прекратилось, рана запеклась, хоть и большая, во все бедро. Понимаете, пули и осколки горячие, при попадании в тело как бы прижигают рану, купируют кровотечение…
Мы провели в окружении пять с половиной суток, без воды и еды. Ведь больших запасов с собой не брали.
К нам не могли пробиться, очень прицельный огонь вёлся. Спустя пять с половиной суток одну из «клешней» нашим удалось прорвать, но техника не могла пройти, поля в минах, артиллерия била не прекращая. После подбитых пяти боевых машин, высланных нам на помощь, было принято решение выходить самостоятельно. Чтобы отвлечь неприятеля, ребята взяли весь удар на себя, начали штурм.
На шестые сутки, с 10:30 утра, мы стали выбираться. Ранены были все. Легко раненные тащили на волокушах тяжело раненых. Я шёл сам, просто приказал себе. Жить захочешь – не такое сделаешь, прошли 13 километров. Всё равно по нам прилетало очень хорошо. В 21:30 мы добрались до своих…»
ОСКОЛКИ
«Мама узнала о том, что я был в окружении и ранен, когда я уже поступил в госпиталь в Ростов. Зачем лишний раз её беспокоить? Сказал, долго не звонил, потому что много работы. А мама, пока я был в окружении, писала мне смс, что ей неспокойно, «чувствую что у вас жарко». Материнское сердце не обманешь.
У меня в голове 18 осколков, девять из них – в языке. Повезло, что в момент ранения кричал, так бы все зубы выбило. Первое время было тяжело – ни пить, ни говорить невозможно. Но молодой организм вытянул. Недавно из головы один осколок вышел, осталось 18.
В правом бедре у меня больше 170 осколков. Почему их не удаляют? Тогда вообще всё мясо надо срезать, я буквально нашпигован железом. У меня очень широкий круг общения с военными – Сирия, Чечня, папины друзья по Афганистану. Люди всю жизнь носят в своём организме патроны и осколки, невозможно всё достать. Какой смысл?
Когда получаешь ранение – не страшно, и умереть не страшно. Первые секунды, как будто кувалдой тебя огрели. За себя не страшно, за товарищей страшно.
Я перенёс две операции. С Ростова отправили в Питер, потом в Североморск, а оттуда в другие города.
Посттравматический синдром? Иногда в полудрёме могу услышать артиллерийскую канонаду и как пули щёлкают возле головы, как когда мы отходили. Но такое происходит редко, контролирую себя. Считаю, что то, что было там – должно там остаться. Здесь другая жизнь».
В МИРНОЙ ЖИЗНИ
«И до войны я не понимал некоторых сверстников – провести свою молодость за компьютером, прожить жизнь в виртуальной реальности. Я всегда вёл активный образ жизни, развивался, читал книги, ходил на фестивали и в театры. Молодёжь не ценит жизнь. Создают себе проблемы на ровном месте, какие-то повышенные требования. Человек, который побывал в боях и висел на волоске от смерти, увидит целую Вселенную в простом цветке, растущем на обочине. С друзьями, конечно, общаюсь, но стал сильнее ценить жизнь».
«Семь месяцев прошло с момента мобилизации. Деньги, которые платят мобилизованным – 195 тысяч – получаю исправно. Но мне не заплатили 3 млн рублей за ранение, не выплачивали суточные 8 тысяч за нахождение на линии боевого столкновения, за нахождение в серых и жёлтых зонах.
Мы приехали в Калининград из Чимкента в 2016-м году, мне было 14. Папа умер, старший брат женился и уехал, младший брат живёт со мной и мамой на съёмной квартире. Мама стоит в очереди на жильё, писала на Госуслуги с просьбой помочь с квартирой семье военнослужащего, находящегося в зоне СВО, ответа не получила. Я из госпиталя в марте направлял рапорт о выплате за ранение – тоже никакого отклика. Мне не заплатили полмиллиона губернаторской выплаты за ранение, хотя направлял письмо в правительство в апреле. Я знаю, что наш депутат выплачивает от 500 тыс. до 1 млн. За тяжесть ранения должен получить и страховку, но ничего этого пока не получил.
После ранения мне дали 60 суток отпуска, он уже заканчивается, я уеду обратно в зону СВО. Я живу по приказу как действующий военнослужащий, приказ обязан выполнять. Когда нас уволят – неизвестно».
Фото: из открытых истчоников